ЧАСТЬ 3. В НОГУ С РЕВОЛЮЦИЕЙ.


Книга "Несущая свет", под редакцией Ф.С. Новикова*

При прочтении данной Главы необходимо понимать, что книга была написана в 1968 году с учетом  политической направленности того строя и времени.



1905 год начался кровопролитием. По всей стране прокатилась волна политических забастовок. В одном только январе бастовало 440 тысяч рабочих, откликнувших­ся на призыв петербургского пролетариата: «Смерть или свобода!». Большим событием стало 1 мая 1905 года. В этот день политические забастовки под лозунгом «Долой самодержа­вие!» прокатились почти в 200 городах России. Впервые в стране очень решительно пролетариат поставил вопрос о праздновании этого дня как рабочего праздника. В Москве этот день прошел также по-боевому. В одном из уголков го­рода к Орловской и Тюфелевой рощам уже с утра стали собираться рабочие. Шли нарядно одетые, но осторожно, осмотрительно: не дай бог, шпик привяжется. Сюда прихо­дили рабочие различных фабрик и заводов, но разговор шел об одном: как добиться улучшения своей жизни. Были здесь и рабочие Центральной электрической станции.



b00000107.jpg

Утром 2 мая в комнате секретаря управления станции В. А. Бреннера раздался телефонный звонок. В трубке звучал приглушенный голос А. Н. Ефремова, фельдшера станции, который в добавление к своим основным обязанностям заведовал расчетами с рабочими:

— Вы слышите меня, Василий Александрович? Приго­товьтесь к неприятному визиту. У меня только что околоточ­ный был с допросом. Интересовался, кто из рабочих вчера не был на станции. Сдается мне, что и служащих он не за­будет, так что ждите гостя.

Буквально через несколько минут после звонка гость по­жаловал к Бреннеру. 

— Нет, все были на местах, за исключением больных Станция работала бесперебойно. Ответ удовлетворил полицейского, и он составил соответ­ствующий протокол.




Бастовали рабочие на механических заводах Бромлея,на текстильной фабрике Цинделя, в типографии Сытина. Эти события все чаще и чаще заставляли задуматься рабочих и служащих Центральной электростанции: «А как мы участ­вуем в борьбе за народное счастье?». В эти годы на станции еще не было партийной ячейки и профессиональной организации. Однако находились люди, которые проявляли большой интерес к политическим собы­тиям. Люди эти были достаточно авторитетны и могли дать ответ на сложные вопросы общественной жизни, рассказать, как живут рабочие соседних фабрик и заводов. Вот некоторые из них: кузнец Г. А. Гришин, техник уста­новочного отдела В. О. Капинский, чертежник С. Н. Медве­дев, фельдшер А. Н. Ефремов. В начале октября Ефремов и Капинский договорились о встрече. Дело было важное и срочное. Решили увидеться вечером в булочной Филиппова, на Тверской. В назначенное время вошли в зал. Заказали кофе, внимательно огляделись, нет ли шпиков. В те напряженные дни охранка была насто­роже, и рестораны, магазины, пивные кишели переодетыми полицейскими. 

Дело действительно было очень важным и требовало не­медленного решения. Комитет по проведению Всеобщей октябрьской политической забастовки при Московском коми­тете партии требовал, чтобы электростанция примкнула к забастовке. Капинский вынул из кармана газету, в которой лежало несколько листов машинописного текста. Это было обращение Российской социал-демократической рабочей пар­тии к рабочим Центральной электрической станции. Обраще­ние призывало принять участие в забастовке. Прокламацию надо было срочно размножить и распространить среди рабо­чих и служащих электростанции.

К вечеру следующего дня 10 экземпляров обращения были готовы и распространены на станции. В 1924 году один из этих экземпляров был передан в архив партячейки Мосэнер­го. Текст этого обращения сохранился до наших дней.




РОССИЙСКАЯ СОЦИАЛ-ДЕМОКРАТИЧЕСКАЯ РАБОЧАЯ ПАРТИЯ! К РАБОЧИМ ЦЕНТРАЛЬНОЙ ЭЛЕКТРИЧЕСКОЙ СТАНЦИИ

Дело освобождения рабочих — дело самих рабочих ТОВАРИЩИ!

Плохо живется рабочему человеку, день целый работает, не разгибая спины, за то получай гроши лишь для того, чтобы не умереть с голоду. А лишь остановишься, чтобы разогнуть заболев­шую спину, того и гляди, палец тебе оторвет, всего изуродует. А болеть не смей, рабочий народ, — сейчас хозяин выкинет тебя на улицу, и ты будешь помирать с голоду. И так всю жизнь. Товарищи, вот удел рабочего человека, таков удел будет и наш, таков удел будет всех рабочих, если все рабочие зараз не вступят на борьбу в защиту своих прав...

Товарищи, мы должны добиться отмены таких порядков в стране, которые выгодны только богачам, мы должны добиваться изменения государственного строя...

Да здравствует борьба рабочего класса! Российская социал-демократическая рабочая партия. 

Пролетарии всех стран, соединяйтесь!




Этой прокламации суждено было сыграть огромную роль: она убедила многих колеблющихся примкнуть к забастовке. А сделать это было не так-то легко. 

Экономическое положение рабочих и служащих Москов­ской электрической станции во многом отличалось от судьбы пролетариев других предприятий. Так, 8-часовой рабочий день на электростанции был введен задолго до событий 1905 года. Все работники станции, помимо довольно крупной заработ­ной платы, получали так называемые «наградные» в размере месячного оклада с прибавкой 10 процентов за каждый про­работанный год. С 1904 года выплачивались премии за эко­номию топлива. Безвозмездно выдавалась спецодежда. Ра­бочие получали отпуска с сохранением содержания. Естественно, что вести революционную пропаганду для элек­тростанции было чрезвычайно трудно. И в то же время заба­стовочный комитет понимал исключительную необходимость участия станции в забастовке.

Инструктор Замоскворецкого райкома партии тов. Савков в своих воспоминаниях о 1905 годе говорил: «Оставить Моск­ву без света — это значило произвести громадное впечатление на обывателя, на мелкую буржуазию, которая тогда шла за рабочим классом, которая участвовала в устройстве барри­кад вместе с рабочими». Кроме того, остановка станции автоматически вызывала прекращение работы на всех предприятиях, пользующихся электроэнергией.

12 октября в 3 часа дня группа рабочих из котельной и машинного зала во главе с Гришиным явилась к директору управления станции Буссе и заявила о своем намерении пре­кратить работу станции. Буссе понимал, что предотвратить забастовку не удастся, и решил схитрить, чтобы оттянуть время.




— Наше предприятие, — сказал он рабочим, — выполняет коммунальные функции, так давайте подождем, пока не за­бастуют коммунальные предприятия, такие, как трамвай, конка, газовый завод.

— Я должен переговорить об этом с моими товарища­ми,— ответил Гришин, —но вы напрасно обольщаетесь, на­деясь сорвать забастовку.



13 октября остановился городской трамвай. 14 октября утром прекратил работу водопровод. В 3 часа дня 14 октября персонал станции категорически потребовал прекратить работу: в котельной рабочие закрыли в котлах форсунки, остановились турбины. Уже с утра рабочие с нетерпением ждали остановки стан­ции. Зажгли в помещении конторы лампочки и следили, когда они погаснут. Это произошло в половине четвертого, а уже через несколько минут в помещении установочного от­дела начался митинг. Ораторы говорили о положении в Рос­сии, о пролетарской солидарности, о борьбе с самодержа­вием. Рабочие требовали широких политических реформ, недопустимости репрессий после окончания забастовки.

Для подготовки окончательного текста требований и пе­редачи их администрации была выбрана комиссия в составе В. А. Бреннера, М. А. Соловьева и еще одного работника станции. Вечером в помещении конторы при свечах родился документ, в котором было пять программных пунктов за­бастовки:

1. Солидарность со всеми остальными рабочими москов­ских предприятий.

2. Безнаказанность за забастовку и уплата жалованья.

3. Продолжительность забастовки находится в зависи­мости от продолжительности всеобщей забастовки.

4. Восемь рабочих делегатов уполномочены вести все пе­реговоры с Московским отделением «Общества 1886 года» по всем возникающим вопросам.

5. К этим требованиям присоединяются все рабочие стан­ции.

Управление ответило, что пункты 1, 3, 4, 5 приняты к сведению, а на пункт 2 — изъявлено согласие.

Буссе в своем докладе правлению «Общества 1886 года» сообщил, что рабочие потребовали остановки станции якобы только из солидарности с рабочими бастующих фабрик и заводов. Забастовка Московской электростанции стала демонстра­цией не только рабочей солидарности, но и полного одобре­ния политических требований забастовщиков. Это был про­тест против существующего строя, протест сознательный и активный. Забастовка в городе стала всеобщей. Москва в те дни напоминала осажденный город. Пустынные улицы. Лавки и магазины закрыты, транспорт остановился, электричество погасло.

Московская управа заранее предвидела последствия оста­новки станции и всячески пыталась сорвать забастовку. Градоначальник приказал уже 10 октября ввести на электро­станцию отряд из 80 солдат во главе с офицерами. Все выходы с территории охранялись полицией. 12 октября на станцию был откомандирован еще и отряд саперно-техниче-скнх войск. Предполагалось, что в случае остановки станции рабочих должны заменить саперы. Но власти не учли, что инженерно-технический персонал тоже отказался работать. Офицер-сапер, на которого возлагались инженерные функ­ции, до призыва на военную службу был юристом и о па­ровых турбинах имел очень смутное представление, тем бо­лее что турбина системы «Броун—Парсонс» мощностью 2000 киловатт была не только первой паровой турбиной на станции, но и первой в Москве. Не удивительно, что офи­цер категорически отказался управлять работой такой тур­бины.

Каждое утро рабочие и служащие собирались в конторе и наблюдали, чтобы не было никаких попыток штрейк­брехерства. Наконец, правительство «выкинуло белый флаг»—17 ок­тября был издан Манифест о «свободах» и созыве Государ­ственной думы. На станции тотчас же состоялось собрание рабочих и служащих, которое должно было решить: продолжать заба­стовку или приступить к работе. Многие Манифест 17 октяб­ря считали большой победой. В силу недостаточной полити­ческой зрелости они не смогли понять, что фальшивка цар­ского правительства—это средство выиграть время, чтобы затем задушить надвигавшуюся революцию. Забастовка окончилась. В Москве снова загорелись элект­рические лампочки. Но ненадолго. Уже 19 октября произо­шли события, которые наглядно показали русскому народу, что рано складывать оружие. В этот день был убит Николай Бауман, бесстрашный революционер, фактически возглавлявший московскую организацию большевиков.



0_1217cd_1ce3e17c_XXXL.jpg

Процессия двинулась по направлению к Высшему техни­ческому училищу, где лежало тело революционера. Впереди два человека несли венок с сияющими электрическими лам­почками. От училища демонстранты направлялись к Вагань­ковскому кладбищу.  Эта скорбная процессия растянулась на несколько кило­метров. Когда подошли к консерватории, то увидели громад­ный траурный флаг и услышали звуки похоронного марша, который играли студенты консерватории. Уже начинало смеркаться, когда вошли на кладбище. Алые лампочки на венке словно салютовали борцу, павшему на поле боя. Так и остался стоять этот пылающий венок на могиле Баумана.

День 19 октября кончился трагически. Когда, возвра­щаясь с похорон, люди подошли к Манежу, жандармы, за­севшие там, встретили их ружейными залпами. Снова на московских улицах пролилась народная кровь. Правитель­ство оправилось от испуга и перешло в наступление. Сотни рабочих были брошены в тюрьмы, жестоко каралось всякое неповиновение властям. Пролетариат решил ответить новой всеобщей политиче­ской забастовкой и, если понадобится, то и вооруженным восстанием. Не надеясь на войска местного гарнизона, власти вызва­ли из Петербурга два гвардейских полка — Семеновский и Преображенский.




По решению Московского Совета в городе 7 декабря на­чалась всеобщая политическая стачка. Забастовало 100 ты­сяч рабочих. 7 декабря на электрической станции появились делегаты московских фабрик и заводов и предложили немедленно пре­кратить работу. 8 13 часов 30 минут турбины остановились, рабочие и служащие ушли с работы. 9 и 10 декабря всеобщая забастовка переросла в воору­женное восстание. Дружины Замоскворечья насчитывали око­ло 200 человек. Здесь велись упорные бои. 

Декабрьское вооруженное восстание московских рабочих было все же подавлено: слишком неравными были силы. Солдаты жестоко расправились с восставшими. Стало оче­видно, что продолжать забастовку бессмысленно. Московский Совет принял решение об окончании вооруженного восстания. Фабрики и заводы снова заработали. 6 декабря в кабельную сеть был опять дан ток. Декабрьское восстание не прошло безрезультатно. Оно отрезвило головы тех рабочих и интеллигенции, которые еще верили в возможность мирного исхода борьбы. Декабрь 1905 года дал России мужественных борцов, которым предстояло в 1917 году быть в первых рядах революции.


***


1905 год застал Р. Э. Классона в Баку. Первые забастовки на бакинских промыслах вспыхнули еще год назад, но тогда они не коснулись электрических станций. В 1905 году поло­жение изменилось: забастовали энергетики. Естественно, что остановились и промыслы. Правительство заволновалось. Ущерб от забастовок рос с каждым днем. Правление обще­ства «Электрическая сила» потребовало указать зачинщиков и вызвать войска. На такой шаг не могли пойти ни Роберт Эдуардович, ни другие сотрудники станции В. В. Старков, А. Б. Красин, А. В. Винтер. Результаты не заставили себя ждать: Классо­на и его помощников просто-напросто уволили, а на их место взяли иностранных инженеров. Но иностранцы не смогли найти общий язык с рабочими, последовали частые и острые конфликты. Пришлось им сложить чемоданы и покинуть Россию. Станция осталась без администрации, рабочие и мон­теры разбрелись по городу. Правление молило о помощи. Р. Э. Классон и В. В. Старков согласились на несколько месяцев остаться в Баку, но отношения с правлением обще­ства «Электрическая сила» были уже испорчены, н Роберт Эдуардович вскоре вернулся в Москву на должность дирек­тора «Общества 1886 года».

Строительная «горячка», охватившая в 1906 году Москву, вызвала, в свою очередь, резкое увеличение спроса на элект­роэнергию для освещения. Кабельная сеть уходила все даль­ше и дальше к промышленным окраинам Москвы. Уже в 1904 году на технические цели шло около 10 процентов всей электроэнергии. Такой рост объяснялся достоинством асин­хронных двигателей, которые стали применяться в связи с введением трехфазного тока. К тому же несколько ранее был введен льготный тариф на электроэнергию для технических целей. Фабрики платили по 10 копеек за один киловатт-час, что было в несколько раз меньше тарифа на освещение. Но тарифы Московской станции понижались отнюдь не из бла­готворительных соображений. Здесь был тонкий расчет, ко­торый приносил правлению «Общества 1886 года» немалые барыши. Дешевый тариф «прижимал» всех конкурентов. Уже не­выгодно было, например, при заводе иметь свою маленькую станцию: и возни много и дорого. Да и маленькие блок-стан­ции постепенно не выдерживали конкуренции и присоединя­лись к центральной. С 1897 по 1913 год к ней присоединилось 286 таких мелких блок-станций.

Коммерческий расчет был во всем. Например, рестораны «Яр», «Стрелка», потребляющие энергию в ночные часы, ког­да нагрузка в городе резко падала, пользовались самым дешевым тарифом, зато самую высокую цену установили для школ, которые потребляли электричество в часы пик. А в правление «Общества» поступали все новые и новые заявки, у дверей коммерческого директора станции ежеднев­но выстраивалась очередь. Москва требовала электричества все больше и больше. Паровые машины уступали место турбинам, оборудова­ние, установленное еще только год назад, уже старело и за­менялось новым, прогрессивным. Например, электрические счетчики старели так быстро, что заменялись новыми даже раньше, чем были установлены все старые. Такая головокружительная гонка станции за стремитель­ным XX веком требовала все новых и новых капиталов. «Общество» не только затрачивало полностью весь получен­ный от расширения предприятия дивиденд, но и вкладывало огромные дополнительные капиталы.

К 1907 году из старого здания на Раушской набережной было «выжато» все возможное. По проекту 1897 года всего на станции должно было быть установлено двенадцать 1000-силовых паровых машин. В 1903 году, когда уже было установлено десять машин, решили вместо оставшихся двух паровых машин установить две турбины системы «Броун— Бовери—Парсонс» мощностью по два мегаватта каждая. Компактность этих турбин, дешевизна и удобство соединений с электрическими машинами, высокое число оборотов откры­ли им дорогу в жизнь. Турбины были пущены в 1906—1907 годах. 15,5 тысячи лошадиных сил стали пределом. Машин­ный зал и котельная были так «перенаселены» агрегатами, что встал вопрос о коренной реконструкции. Классон садится за чертежную доску, вместе с ним над проектом новой котельной и машинного зала работают все инженеры станции. Работают быстро, вдохновенно. Листы ватмана, расчеты — время не терпит. Наконец проект расши­рения одобрен, но уж больно мал основной капитал «Обще­ства 1886 года». Где взять деньги?

В эти дни Роберта Эдуардовича в кабинете застать не­возможно. Он встречается с представителями московских властей, наносит визит за визитом видным общественным деятелям, едет в Петербург, чтобы и там привлечь общест­венное мнение к делу, от которого зависит судьба станции. Надо любыми средствами привлечь к предприятию капитал, ведь выпущены дополнительные акции, и ему совсем небез­различно, кто станет их владельцем — русские или немцы. Но все бесполезно! Русские капиталисты, привыкшие к со­лидным барышам, не хотят поддержать малодоходное пред­приятие, дававшее всего 3—6 процентов прибыли. Напрасно старается Классон разбудить в них чувство патриотизма. Ведь на другой чаше весов лежит золото. И снова акции уходят за границу, снова немецкий капитал играет основную роль в электрификации России. В феврале 1907 года началось строительство. В апреле 1907 года Классон докладывает правлению «Общества»: «В настоящее время все главные строительные работы налажены, фундаменты возведены и идут текущие работы по возведению стен». Одновременно удлиняли старый машинный зал и возво­дили отдельное трехэтажное здание для распределительного устройства. На первом этаже этого здания должны были раз­меститься замкнутые кольцом сборные шины, на втором — генераторы, выключатели и измерительные трансформаторы, на третьем — линейные амперметры, реостаты и шины по­стоянного тока, а за стеной был установлен распределитель­ный щит. ( Альбом "Общество электрического освещения 1886 года").



ГЭС-1_49.jpg

Всего восемь месяцев продолжались работы. В ноябре 1907 года реконструированная станция была пущена в экс­плуатацию. Такими темпами станция была обязана Р. Э. Клас-сону. Все восемь месяцев он находился рядом с рабочими, помогал на месте решать самые разнообразные вопросы.В новом машинном зале установили турбину системы «Целли» мощностью 2 тысячи киловатт, а впоследствии — rfiue три турбины по 3 тысячи киловатт. Для транспортировки топлива был проложен нефтепро­вод от нефтяных складов акционерного общества «Ока» в Симоновой слободе к станции. Это была идея Классона, использовавшего бакинский опыт. И сразу сложнейший воп­рос о внутригородской перевозке нефти, который был связан с рядом экономических и административных трудностей, пе­рестал вызывать тревогу. Московская станция стала в эти годы школой передового опыта. Инженеры-энергетики, приезжавшие с периферии, вни­мательно изучали достижения своих московских коллег, перенимали не только технические, но и статистические ново­введения. А статистика была на электростанции образцовой. Каждые восемь часов вычислялась производительность основ­ных узлов и намечались пути еще лучшей их работы. Ежедневно десятки студентов высших учебных заведений проходили летнюю практику на электростанции. Работая у котлов, насосов, в машинном зале, будущие инженеры затри месяца приобрели такой опыт, который невозможно было заменить никакими учебниками.





Огромное значение придавали на станции воспитанию не только инженерных кадров. С тем же вниманием и любовью учили рабочих. Классон сознательно продолжал дело, нача­тое еще в Петербурге в школе рабочих электротехников «Русского технического общества». Впоследствии он мог с полным основанием сказать о сво­их работниках, что это «персонал, выбранный в течение трех десятилетий из тысяч рабочих, прошедших через станцию и знающих в совершенстве сложные механизмы станции». Первая московская электростанция воспитала не только прекрасные кадры русских энергетиков. Она дала и большое число политических деятелей.

Еще накануне революции 1905 года Классон, будучи ди­ректором Первой Московской электростанции, как-то вызвал к себе одного из рабочих и сказал: «Я знаю, что у вас обра­зовался марксистский кружок, но с вами занимается плохой марксист. Возьмите настоящего, и я определю его на службу кем хотите — рабочим, конторщиком, инженером, и пусть только он работает с вами».

После революции 1905 года станция становится, пожалуй, чуть ли не единственным местом, где находят работу под­вергающиеся гонениям революционеры. Красин, Смидович, Аллилуев — каждый из них остался в истории революцион­ного движения России, и судьба каждого из них связана с Первой Московской электростанцией.

В 1907 году на работу в «Общество электрического осве­щения 1886 года» поступил новый монтер. Имя — Глеб, фа­милия— Кржижановский. Родился в Самаре в 1872 году. Вот, пожалуй, и все, что было записано тогда в личной кар­точке нового рабочего. И вряд ли кто-нибудь на электростан­ции знал, что человек этот одним из первых принимал актив­ное участие в создании «Петербургского союза борьбы за освобождение рабочего класса», что в 1895 году вместе с Владимиром Ильнчем Лениным был арестован и сослан, партийный стаж его датируется 1893 годом, тем годом, когда в петербургских марксистских кружках появился Вла­димир Ильич Ленин.


ГЭС-1_3.jpg

Судьба связала Кржижановского с энергетикой, и не ошиблась. Менее чем за два года прошел он путь от простого электромонтера до начальника кабельного отдела. Под его руководством сооружались первые линии электропередачи напряжением 6 тысяч вольт. В 1913 году он принимает уча­стие в разработке плана использования энергетических ре­сурсов Волги, в 1915 году выходит в свет его работа, в ко­торой обосновывается необходимость создания районных электростанций на местном топливе, он изучает самые новей­шие разработки иностранных энергетиков. И, несмотря на этот огромный темп работы, ни на один день не прекращает­ся его революционная деятельность. 1917 год застал его членом большевистской фракции Мос­ковского Совета рабочих депутатов, участником подготовки и проведения вооруженного восстания в Москве. Но об этом после, а пока вернемся в 1907 год — год расцвета станции, год больших успехов, больших надежд и испытаний.









Назад к списку очерков