ЧАСТЬ 3. В НОГУ С РЕВОЛЮЦИЕЙ.
Книга "Несущая свет", под редакцией Ф.С. Новикова*
При прочтении данной Главы необходимо понимать, что книга была написана в 1968 году с учетом политической направленности того строя и времени.
1905 год начался кровопролитием. По всей стране прокатилась волна политических забастовок. В одном только январе бастовало 440 тысяч рабочих, откликнувшихся на призыв петербургского пролетариата: «Смерть или свобода!». Большим событием стало 1 мая 1905 года. В этот день политические забастовки под лозунгом «Долой самодержавие!» прокатились почти в 200 городах России. Впервые в стране очень решительно пролетариат поставил вопрос о праздновании этого дня как рабочего праздника. В Москве этот день прошел также по-боевому. В одном из уголков города к Орловской и Тюфелевой рощам уже с утра стали собираться рабочие. Шли нарядно одетые, но осторожно, осмотрительно: не дай бог, шпик привяжется. Сюда приходили рабочие различных фабрик и заводов, но разговор шел об одном: как добиться улучшения своей жизни. Были здесь и рабочие Центральной электрической станции.
Утром 2 мая в комнате секретаря управления станции В. А. Бреннера раздался телефонный звонок. В трубке звучал приглушенный голос А. Н. Ефремова, фельдшера станции, который в добавление к своим основным обязанностям заведовал расчетами с рабочими:
— Вы слышите меня, Василий Александрович? Приготовьтесь к неприятному визиту. У меня только что околоточный был с допросом. Интересовался, кто из рабочих вчера не был на станции. Сдается мне, что и служащих он не забудет, так что ждите гостя.
Буквально через несколько минут после звонка гость пожаловал к Бреннеру.
— Нет, все были на местах, за исключением больных Станция работала бесперебойно. Ответ удовлетворил полицейского, и он составил соответствующий протокол.
Бастовали рабочие на механических заводах Бромлея,на текстильной фабрике Цинделя, в типографии Сытина. Эти события все чаще и чаще заставляли задуматься рабочих и служащих Центральной электростанции: «А как мы участвуем в борьбе за народное счастье?». В эти годы на станции еще не было партийной ячейки и профессиональной организации. Однако находились люди, которые проявляли большой интерес к политическим событиям. Люди эти были достаточно авторитетны и могли дать ответ на сложные вопросы общественной жизни, рассказать, как живут рабочие соседних фабрик и заводов. Вот некоторые из них: кузнец Г. А. Гришин, техник установочного отдела В. О. Капинский, чертежник С. Н. Медведев, фельдшер А. Н. Ефремов. В начале октября Ефремов и Капинский договорились о встрече. Дело было важное и срочное. Решили увидеться вечером в булочной Филиппова, на Тверской. В назначенное время вошли в зал. Заказали кофе, внимательно огляделись, нет ли шпиков. В те напряженные дни охранка была настороже, и рестораны, магазины, пивные кишели переодетыми полицейскими.
Дело действительно было очень важным и требовало немедленного решения. Комитет по проведению Всеобщей октябрьской политической забастовки при Московском комитете партии требовал, чтобы электростанция примкнула к забастовке. Капинский вынул из кармана газету, в которой лежало несколько листов машинописного текста. Это было обращение Российской социал-демократической рабочей партии к рабочим Центральной электрической станции. Обращение призывало принять участие в забастовке. Прокламацию надо было срочно размножить и распространить среди рабочих и служащих электростанции.
К вечеру следующего дня 10 экземпляров обращения были готовы и распространены на станции. В 1924 году один из этих экземпляров был передан в архив партячейки Мосэнерго. Текст этого обращения сохранился до наших дней.
РОССИЙСКАЯ СОЦИАЛ-ДЕМОКРАТИЧЕСКАЯ РАБОЧАЯ ПАРТИЯ! К РАБОЧИМ ЦЕНТРАЛЬНОЙ ЭЛЕКТРИЧЕСКОЙ СТАНЦИИ
Дело освобождения рабочих — дело самих рабочих ТОВАРИЩИ!
Плохо живется рабочему человеку, день целый работает, не разгибая спины, за то получай гроши лишь для того, чтобы не умереть с голоду. А лишь остановишься, чтобы разогнуть заболевшую спину, того и гляди, палец тебе оторвет, всего изуродует. А болеть не смей, рабочий народ, — сейчас хозяин выкинет тебя на улицу, и ты будешь помирать с голоду. И так всю жизнь. Товарищи, вот удел рабочего человека, таков удел будет и наш, таков удел будет всех рабочих, если все рабочие зараз не вступят на борьбу в защиту своих прав...
Товарищи, мы должны добиться отмены таких порядков в стране, которые выгодны только богачам, мы должны добиваться изменения государственного строя...
Да здравствует борьба рабочего класса! Российская социал-демократическая рабочая партия.
Пролетарии всех стран, соединяйтесь!
Этой прокламации суждено было сыграть огромную роль: она убедила многих колеблющихся примкнуть к забастовке. А сделать это было не так-то легко.
Экономическое положение рабочих и служащих Московской электрической станции во многом отличалось от судьбы пролетариев других предприятий. Так, 8-часовой рабочий день на электростанции был введен задолго до событий 1905 года. Все работники станции, помимо довольно крупной заработной платы, получали так называемые «наградные» в размере месячного оклада с прибавкой 10 процентов за каждый проработанный год. С 1904 года выплачивались премии за экономию топлива. Безвозмездно выдавалась спецодежда. Рабочие получали отпуска с сохранением содержания. Естественно, что вести революционную пропаганду для электростанции было чрезвычайно трудно. И в то же время забастовочный комитет понимал исключительную необходимость участия станции в забастовке.
Инструктор Замоскворецкого райкома партии тов. Савков в своих воспоминаниях о 1905 годе говорил: «Оставить Москву без света — это значило произвести громадное впечатление на обывателя, на мелкую буржуазию, которая тогда шла за рабочим классом, которая участвовала в устройстве баррикад вместе с рабочими». Кроме того, остановка станции автоматически вызывала прекращение работы на всех предприятиях, пользующихся электроэнергией.
12 октября в 3 часа дня группа рабочих из котельной и машинного зала во главе с Гришиным явилась к директору управления станции Буссе и заявила о своем намерении прекратить работу станции. Буссе понимал, что предотвратить забастовку не удастся, и решил схитрить, чтобы оттянуть время.
— Я должен переговорить об этом с моими товарищами,— ответил Гришин, —но вы напрасно обольщаетесь, надеясь сорвать забастовку.
13 октября остановился городской трамвай. 14 октября утром прекратил работу водопровод. В 3 часа дня 14 октября персонал станции категорически потребовал прекратить работу: в котельной рабочие закрыли в котлах форсунки, остановились турбины. Уже с утра рабочие с нетерпением ждали остановки станции. Зажгли в помещении конторы лампочки и следили, когда они погаснут. Это произошло в половине четвертого, а уже через несколько минут в помещении установочного отдела начался митинг. Ораторы говорили о положении в России, о пролетарской солидарности, о борьбе с самодержавием. Рабочие требовали широких политических реформ, недопустимости репрессий после окончания забастовки.
Для подготовки окончательного текста требований и передачи их администрации была выбрана комиссия в составе В. А. Бреннера, М. А. Соловьева и еще одного работника станции. Вечером в помещении конторы при свечах родился документ, в котором было пять программных пунктов забастовки:
1. Солидарность со всеми остальными рабочими московских предприятий.
2. Безнаказанность за забастовку и уплата жалованья.
3. Продолжительность забастовки находится в зависимости от продолжительности всеобщей забастовки.
4. Восемь рабочих делегатов уполномочены вести все переговоры с Московским отделением «Общества 1886 года» по всем возникающим вопросам.
5. К этим требованиям присоединяются все рабочие станции.
Управление ответило, что пункты 1, 3, 4, 5 приняты к сведению, а на пункт 2 — изъявлено согласие.
Буссе в своем докладе правлению «Общества 1886 года» сообщил, что рабочие потребовали остановки станции якобы только из солидарности с рабочими бастующих фабрик и заводов. Забастовка Московской электростанции стала демонстрацией не только рабочей солидарности, но и полного одобрения политических требований забастовщиков. Это был протест против существующего строя, протест сознательный и активный. Забастовка в городе стала всеобщей. Москва в те дни напоминала осажденный город. Пустынные улицы. Лавки и магазины закрыты, транспорт остановился, электричество погасло.
Московская управа заранее предвидела последствия остановки станции и всячески пыталась сорвать забастовку. Градоначальник приказал уже 10 октября ввести на электростанцию отряд из 80 солдат во главе с офицерами. Все выходы с территории охранялись полицией. 12 октября на станцию был откомандирован еще и отряд саперно-техниче-скнх войск. Предполагалось, что в случае остановки станции рабочих должны заменить саперы. Но власти не учли, что инженерно-технический персонал тоже отказался работать. Офицер-сапер, на которого возлагались инженерные функции, до призыва на военную службу был юристом и о паровых турбинах имел очень смутное представление, тем более что турбина системы «Броун—Парсонс» мощностью 2000 киловатт была не только первой паровой турбиной на станции, но и первой в Москве. Не удивительно, что офицер категорически отказался управлять работой такой турбины.
Каждое утро рабочие и служащие собирались в конторе и наблюдали, чтобы не было никаких попыток штрейкбрехерства. Наконец, правительство «выкинуло белый флаг»—17 октября был издан Манифест о «свободах» и созыве Государственной думы. На станции тотчас же состоялось собрание рабочих и служащих, которое должно было решить: продолжать забастовку или приступить к работе. Многие Манифест 17 октября считали большой победой. В силу недостаточной политической зрелости они не смогли понять, что фальшивка царского правительства—это средство выиграть время, чтобы затем задушить надвигавшуюся революцию. Забастовка окончилась. В Москве снова загорелись электрические лампочки. Но ненадолго. Уже 19 октября произошли события, которые наглядно показали русскому народу, что рано складывать оружие. В этот день был убит Николай Бауман, бесстрашный революционер, фактически возглавлявший московскую организацию большевиков.
Процессия двинулась по направлению к Высшему техническому училищу, где лежало тело революционера. Впереди два человека несли венок с сияющими электрическими лампочками. От училища демонстранты направлялись к Ваганьковскому кладбищу. Эта скорбная процессия растянулась на несколько километров. Когда подошли к консерватории, то увидели громадный траурный флаг и услышали звуки похоронного марша, который играли студенты консерватории. Уже начинало смеркаться, когда вошли на кладбище. Алые лампочки на венке словно салютовали борцу, павшему на поле боя. Так и остался стоять этот пылающий венок на могиле Баумана.
День 19 октября кончился трагически. Когда, возвращаясь с похорон, люди подошли к Манежу, жандармы, засевшие там, встретили их ружейными залпами. Снова на московских улицах пролилась народная кровь. Правительство оправилось от испуга и перешло в наступление. Сотни рабочих были брошены в тюрьмы, жестоко каралось всякое неповиновение властям. Пролетариат решил ответить новой всеобщей политической забастовкой и, если понадобится, то и вооруженным восстанием. Не надеясь на войска местного гарнизона, власти вызвали из Петербурга два гвардейских полка — Семеновский и Преображенский.
По решению Московского Совета в городе 7 декабря началась всеобщая политическая стачка. Забастовало 100 тысяч рабочих. 7 декабря на электрической станции появились делегаты московских фабрик и заводов и предложили немедленно прекратить работу. 8 13 часов 30 минут турбины остановились, рабочие и служащие ушли с работы. 9 и 10 декабря всеобщая забастовка переросла в вооруженное восстание. Дружины Замоскворечья насчитывали около 200 человек. Здесь велись упорные бои.
Декабрьское вооруженное восстание московских рабочих было все же подавлено: слишком неравными были силы. Солдаты жестоко расправились с восставшими. Стало очевидно, что продолжать забастовку бессмысленно. Московский Совет принял решение об окончании вооруженного восстания. Фабрики и заводы снова заработали. 6 декабря в кабельную сеть был опять дан ток. Декабрьское восстание не прошло безрезультатно. Оно отрезвило головы тех рабочих и интеллигенции, которые еще верили в возможность мирного исхода борьбы. Декабрь 1905 года дал России мужественных борцов, которым предстояло в 1917 году быть в первых рядах революции.
***
1905 год застал Р. Э. Классона в Баку. Первые забастовки на бакинских промыслах вспыхнули еще год назад, но тогда они не коснулись электрических станций. В 1905 году положение изменилось: забастовали энергетики. Естественно, что остановились и промыслы. Правительство заволновалось. Ущерб от забастовок рос с каждым днем. Правление общества «Электрическая сила» потребовало указать зачинщиков и вызвать войска. На такой шаг не могли пойти ни Роберт Эдуардович, ни другие сотрудники станции В. В. Старков, А. Б. Красин, А. В. Винтер. Результаты не заставили себя ждать: Классона и его помощников просто-напросто уволили, а на их место взяли иностранных инженеров. Но иностранцы не смогли найти общий язык с рабочими, последовали частые и острые конфликты. Пришлось им сложить чемоданы и покинуть Россию. Станция осталась без администрации, рабочие и монтеры разбрелись по городу. Правление молило о помощи. Р. Э. Классон и В. В. Старков согласились на несколько месяцев остаться в Баку, но отношения с правлением общества «Электрическая сила» были уже испорчены, н Роберт Эдуардович вскоре вернулся в Москву на должность директора «Общества 1886 года».
Строительная «горячка», охватившая в 1906 году Москву, вызвала, в свою очередь, резкое увеличение спроса на электроэнергию для освещения. Кабельная сеть уходила все дальше и дальше к промышленным окраинам Москвы. Уже в 1904 году на технические цели шло около 10 процентов всей электроэнергии. Такой рост объяснялся достоинством асинхронных двигателей, которые стали применяться в связи с введением трехфазного тока. К тому же несколько ранее был введен льготный тариф на электроэнергию для технических целей. Фабрики платили по 10 копеек за один киловатт-час, что было в несколько раз меньше тарифа на освещение. Но тарифы Московской станции понижались отнюдь не из благотворительных соображений. Здесь был тонкий расчет, который приносил правлению «Общества 1886 года» немалые барыши. Дешевый тариф «прижимал» всех конкурентов. Уже невыгодно было, например, при заводе иметь свою маленькую станцию: и возни много и дорого. Да и маленькие блок-станции постепенно не выдерживали конкуренции и присоединялись к центральной. С 1897 по 1913 год к ней присоединилось 286 таких мелких блок-станций.
Коммерческий расчет был во всем. Например, рестораны «Яр», «Стрелка», потребляющие энергию в ночные часы, когда нагрузка в городе резко падала, пользовались самым дешевым тарифом, зато самую высокую цену установили для школ, которые потребляли электричество в часы пик. А в правление «Общества» поступали все новые и новые заявки, у дверей коммерческого директора станции ежедневно выстраивалась очередь. Москва требовала электричества все больше и больше. Паровые машины уступали место турбинам, оборудование, установленное еще только год назад, уже старело и заменялось новым, прогрессивным. Например, электрические счетчики старели так быстро, что заменялись новыми даже раньше, чем были установлены все старые. Такая головокружительная гонка станции за стремительным XX веком требовала все новых и новых капиталов. «Общество» не только затрачивало полностью весь полученный от расширения предприятия дивиденд, но и вкладывало огромные дополнительные капиталы.
К 1907 году из старого здания на Раушской набережной было «выжато» все возможное. По проекту 1897 года всего на станции должно было быть установлено двенадцать 1000-силовых паровых машин. В 1903 году, когда уже было установлено десять машин, решили вместо оставшихся двух паровых машин установить две турбины системы «Броун— Бовери—Парсонс» мощностью по два мегаватта каждая. Компактность этих турбин, дешевизна и удобство соединений с электрическими машинами, высокое число оборотов открыли им дорогу в жизнь. Турбины были пущены в 1906—1907 годах. 15,5 тысячи лошадиных сил стали пределом. Машинный зал и котельная были так «перенаселены» агрегатами, что встал вопрос о коренной реконструкции. Классон садится за чертежную доску, вместе с ним над проектом новой котельной и машинного зала работают все инженеры станции. Работают быстро, вдохновенно. Листы ватмана, расчеты — время не терпит. Наконец проект расширения одобрен, но уж больно мал основной капитал «Общества 1886 года». Где взять деньги?
В эти дни Роберта Эдуардовича в кабинете застать невозможно. Он встречается с представителями московских властей, наносит визит за визитом видным общественным деятелям, едет в Петербург, чтобы и там привлечь общественное мнение к делу, от которого зависит судьба станции. Надо любыми средствами привлечь к предприятию капитал, ведь выпущены дополнительные акции, и ему совсем небезразлично, кто станет их владельцем — русские или немцы. Но все бесполезно! Русские капиталисты, привыкшие к солидным барышам, не хотят поддержать малодоходное предприятие, дававшее всего 3—6 процентов прибыли. Напрасно старается Классон разбудить в них чувство патриотизма. Ведь на другой чаше весов лежит золото. И снова акции уходят за границу, снова немецкий капитал играет основную роль в электрификации России. В феврале 1907 года началось строительство. В апреле 1907 года Классон докладывает правлению «Общества»: «В настоящее время все главные строительные работы налажены, фундаменты возведены и идут текущие работы по возведению стен». Одновременно удлиняли старый машинный зал и возводили отдельное трехэтажное здание для распределительного устройства. На первом этаже этого здания должны были разместиться замкнутые кольцом сборные шины, на втором — генераторы, выключатели и измерительные трансформаторы, на третьем — линейные амперметры, реостаты и шины постоянного тока, а за стеной был установлен распределительный щит. ( Альбом "Общество электрического освещения 1886 года").
Всего восемь месяцев продолжались работы. В ноябре 1907 года реконструированная станция была пущена в эксплуатацию. Такими темпами станция была обязана Р. Э. Клас-сону. Все восемь месяцев он находился рядом с рабочими, помогал на месте решать самые разнообразные вопросы.В новом машинном зале установили турбину системы «Целли» мощностью 2 тысячи киловатт, а впоследствии — rfiue три турбины по 3 тысячи киловатт. Для транспортировки топлива был проложен нефтепровод от нефтяных складов акционерного общества «Ока» в Симоновой слободе к станции. Это была идея Классона, использовавшего бакинский опыт. И сразу сложнейший вопрос о внутригородской перевозке нефти, который был связан с рядом экономических и административных трудностей, перестал вызывать тревогу. Московская станция стала в эти годы школой передового опыта. Инженеры-энергетики, приезжавшие с периферии, внимательно изучали достижения своих московских коллег, перенимали не только технические, но и статистические нововведения. А статистика была на электростанции образцовой. Каждые восемь часов вычислялась производительность основных узлов и намечались пути еще лучшей их работы. Ежедневно десятки студентов высших учебных заведений проходили летнюю практику на электростанции. Работая у котлов, насосов, в машинном зале, будущие инженеры затри месяца приобрели такой опыт, который невозможно было заменить никакими учебниками.
Огромное значение придавали на станции воспитанию не только инженерных кадров. С тем же вниманием и любовью учили рабочих. Классон сознательно продолжал дело, начатое еще в Петербурге в школе рабочих электротехников «Русского технического общества». Впоследствии он мог с полным основанием сказать о своих работниках, что это «персонал, выбранный в течение трех десятилетий из тысяч рабочих, прошедших через станцию и знающих в совершенстве сложные механизмы станции». Первая московская электростанция воспитала не только прекрасные кадры русских энергетиков. Она дала и большое число политических деятелей.
Еще накануне революции 1905 года Классон, будучи директором Первой Московской электростанции, как-то вызвал к себе одного из рабочих и сказал: «Я знаю, что у вас образовался марксистский кружок, но с вами занимается плохой марксист. Возьмите настоящего, и я определю его на службу кем хотите — рабочим, конторщиком, инженером, и пусть только он работает с вами».
После революции 1905 года станция становится, пожалуй, чуть ли не единственным местом, где находят работу подвергающиеся гонениям революционеры. Красин, Смидович, Аллилуев — каждый из них остался в истории революционного движения России, и судьба каждого из них связана с Первой Московской электростанцией.
В 1907 году на работу в «Общество электрического освещения 1886 года» поступил новый монтер. Имя — Глеб, фамилия— Кржижановский. Родился в Самаре в 1872 году. Вот, пожалуй, и все, что было записано тогда в личной карточке нового рабочего. И вряд ли кто-нибудь на электростанции знал, что человек этот одним из первых принимал активное участие в создании «Петербургского союза борьбы за освобождение рабочего класса», что в 1895 году вместе с Владимиром Ильнчем Лениным был арестован и сослан, партийный стаж его датируется 1893 годом, тем годом, когда в петербургских марксистских кружках появился Владимир Ильич Ленин.
Судьба связала Кржижановского с энергетикой, и не ошиблась. Менее чем за два года прошел он путь от простого электромонтера до начальника кабельного отдела. Под его руководством сооружались первые линии электропередачи напряжением 6 тысяч вольт. В 1913 году он принимает участие в разработке плана использования энергетических ресурсов Волги, в 1915 году выходит в свет его работа, в которой обосновывается необходимость создания районных электростанций на местном топливе, он изучает самые новейшие разработки иностранных энергетиков. И, несмотря на этот огромный темп работы, ни на один день не прекращается его революционная деятельность. 1917 год застал его членом большевистской фракции Московского Совета рабочих депутатов, участником подготовки и проведения вооруженного восстания в Москве. Но об этом после, а пока вернемся в 1907 год — год расцвета станции, год больших успехов, больших надежд и испытаний.