ВОСПОМИНАНИЯ В.В. КУДРЯВОГО, ГЛАВНОГО ИНЖЕНЕРА МОСЭНЕРГО (1983–1990 ГОДЫ)
Кудрявый Виктор Васильевич
- Главный инженер Мосэнерго (1983–1990 годы)
- Начальник департамента науки и техники, первый вице-президент — главный инженер РАО «ЕЭС России» (1993–1996 годы)
- Заместитель министра топлива и энергетики, заместитель министра энергетики России (1996–2003 годы)
- Заслуженный работник Единой энергетической системы России
- Лауреат премии Совета министров СССР
- Доктор технических наук, профессор
- Стаж работы в энергетике 51 год
Кто отменил принцип Чингисхана?
— Виктор Васильевич, мы вступили в ВТО. Что это даст нам в энергетике, что потеряем, что найдем?
— Со вступлением в ВТО кратно возрастают требования к нашей энергетике. Дело в том, что основная налогооблагаемая база в нашей стране, — это энергоемкие отрасли экономики: ТЭК со всеми видами топлива, электрофицированный и трубопроводный транспорт, черная и цветная металлургия, химия, стройиндустрия. Вступление в ВТО — это обострение конкуренции, и без снижения затрат на энергиют успех невозможен. Не меньшее значение имеет повышение топливной эффективности отрасли. Страна
может обеспечивать внутренние нужды и экспорт не только за счет освоения новых месторождений, выходя на шельф Ледовитого океана, но значительно дешевле добывать газ за счет энергосбережения. В энергетике и ЖКК резервы огромные.
— Считается, что это может дать выгоду, — открываются рынки для покупки оборудования, материалов для энергетики…
— И раньше у нас рынки были достаточно открыты. У нас есть оборудование всех трех гигантов
(General Electric, Simens, Alstom), есть китайское оборудование. Но энергетикам придется думать не тольоборудования и услугами подрядчика, чтобы сделать конкурентными основных партнеров по поставкам оборудования и проектно-строительным работам. Если мы не снизим затраты во всех видах энергетического бизнеса, то зарежем развитие экономики страны, и новые мощности у нас не будут загружены так, как мы рассчитываем. Уже сейчас мы это имеем во многих регионах: от Москвы до Дальнего Востока. Мы строим электростанции, а загрузки их нет, потому что заявки бизнеса, заявки от бюджетных организаций регионов оказались несостоятельными.
Энергетическое машиностроение — сложнейшая инженерная отрасль. Турбину невозможно сделать за месяц. Она создается годами. Значит, машиностроители должны знать планы развития регионов: что будет построено, к какому сроку. Это необходимо, чтобы они могли спроектировать и сделать машины. Вы затронули очень серьезный вопрос. У нас сейчас практически все энергокомпании имеют перспективный план развития. Некоторые компании имеют план модернизации и успешно реализуют его,
как, например, РусГидро. Но у нас практически нет в энергомаше, в электротехпроме, в приборостроении, компаниях — смежниках (проектных и строймонтажных фирмах), которые имели бы такую же перспективу. Но без больших программ не будет развиваться нужная нам промышленность. Если работаешь на разовых заказах, ты проиграешь. Надо понимать, что, когда с нами конкурируют транснациональные гиганты, а мы в их объемах поставок составляем 3–5 % заказа, они могут любой ценой легко выиграть тендеры.
Перспективные заказы для смежников сейчас будут главной задачей для энергетики, чтобы самим уцелеть. А это у нас понимают далеко не все. Кто-то ссылается на 94 закон, где требуется тендер на каждый столб, на каждый изолятор, я, конечно, утрирую. А на самом деле нам нужно проводить тендеры, которые будут играть созидательную роль в создании мощных проектно-строительных, монтажных компаний. Так была организована энергетика России, это было основным направлением в развитии китайской энергетики. У нас эту роль энергетики только начинают играть.
Я могу еще раз отметить только компанию РусГидро, которая заключила долгосрочные заказы для российских компаний. Есть еще несколько компаний, например, СУЭК (энергогенерация), — она сразу пошла на долгосрочные договоры, давая возможность спланировать и организационно повысить уровень работы на заводах-поставщиках оборудования. А остальные энергокомпании живут на разовых заказах.
— То есть должна быть структурная перестройка, надо вернуться к тем мощным трестам, которые существовали в советское время?
— Если мы не создадим мощные энергокомпании, как в самой энергетике, так и в секторах экономики наших смежников, то успеха не будет. Никакие малюсенькие ТГК и ОГК, имеющие 8–10 млн кВт мощности, не конкуренты. С нами европейские компании конкурируют, имея мощность 70–100 млн кВт. И проектные, строительно-монтажные компании должны быть мощные, брендовые, как раньше «Центрэнергомонтаж», «Уралэнергострой» или «Братскгэсэнергострой». Это были гиганты с оборотами в миллиарды долларов в советское время. Их авторитет был непререкаем и у нас, и за рубежом. А сейчас это даже как отдаленная цель не звучит. Нет соответствующих эаконодательных актов, включая рекомендации по конкурсам и тендерам, — просто такой даже задачи не ставится. Ведь управление энергетикой надо начинать с самого верха. Энергетика должна выполнять государственный заказ или задачи, прописанные в энергетической стратегии, под которыми есть основа. Здесь большая роль у Министерства экономического развития, которое должно координировать промышленную политику по ее перспективной энергетической загрузке.
— То есть, или заказ государственный, или государственные гарантии?
— Конечно! Эта организационная часть, от которой мы в надеждах на рыночное всемогущество
ушли. И это привело к тому, что никаких надежд на то, что построенная вами электростанция будет иметь сбыт электрической и тепловой энергии, сейчас нет. Что, естественно, негативно сказывается и на настроении инвесторов, и на эффективности энергетики. Глобализация обострила конкуренцию. Мы видим, как развивается энергобизнес: слияние и поглощение. Ежегодно проходят сделки на несколько триллионов долларов. Гиганты и сверхгиганты ищут возможность, как и где повысить свою конкурентоспособность. А у нас наоборот — карликовая конкуренция. Скоро бригада с бригадой будут конкурировать. И без перспективного плана.
— Может быть, выручит наука?
— Наука. Мы много говорим об этом, но мы видим, что финансирования науки практически нет. Я думаю, что сейчас одно из направлений, которое нужно развивать, это не только и не столько вложение в новую науку, но также и квалифицированный анализ патентных разработок, которые делаются в мире. Раньше это делалось в государственном масштабе, и в мире было только два таких института (у нас и в США), где обобщали и анализировали все патенты и разработки по каждой отрасли, выходили полноценные реферативные журналы, где можно было посмотреть суть любой новой разработки. Сейчас этот сектор остался практически без финансирования. Он держится на активности отдельных руководителей. Я думаю, энергетикам надо быть первыми, готовыми взять финансирование на себя, понимая, что разработка нового — это довольно длительный процесс. Помните, как шли японцы по пути форсированного внедрения зарубежных патентов, когда они очень отставали по науке? А потом очень быстро обогнали всех и по своей прикладной науке. Это был результат системного анализа патентов, разработок по всему миру. У них даже была отработана покупка отвергнутых патентов. Неважно, что он может быть и не внедрен, но из него можно взять один кусочек, а из другого другой. Скорее всего, такую работу на государственном уровне уже не организовать, но если бы энергетика взяла на себя отраслевой характер, координирующий, я думаю, это имело бы эффект.
— Как вы оцениваете сейчас подготовку кадров?
— Тяжелый вопрос. По мнению наиболее авторитетных и опытных преподавателей, мы доживаем последние годы. Осталось меньше лет, чем пальцев на руке, когда у нас полностью будет потерян потенциал профессорско-преподавательского состава, который обеспечивал бы нужный уровень. На одной из встреч меня порадовало, что Siemens сказал, что выпускников МЭИ они берут в любые компании, так как они широко подготовлены, умеют быстро совершенствоваться по каким-то новациям, база позволяет им двигаться. К сожалению, все уходит в прошлое, держится на каких-то единицах.
Может быть, я ошибаюсь, но, глядя на нынешних руководителей и сравнивая их с энергетиками старыми, я прихожу к мнению, что тут какой-то другой масштаб личности. Это люди, которые мыслят не перспективами государства, а заботами сегодняшнего дня. Уровень руководителей в советское время, надо признать, был выше. Более того, мы в советское время подошли к пониманию, что руководитель крупной энергокомпании должен быть одновременно в роли С. П. Королева, в роли главного конструктора. Он должен видеть проблемы своей энергокомпании, искать пути решения, быть организатором необходимых разработок в смежных отраслях.
Мне посчастливилось работать с Н. И. Серебряниковым, я его отношу к таким людям. Практически без поддержки извне, в одиночку, Мосэнерго лет двадцать занималось развитием: газотурбостроения, освоением отечественного элегаза, внедрением закритических параметров пара, освоением обратимых гидрогенераторов Загорской ГАЭС, внедрением новейших конструкций теплопроводов, катализаторов для очистки домовых газов от NOх. Сейчас это кажется невозможным. Сложное дело было, но мы видели перспективу для новых технологий и пиковых электростанций, находящихся рядом с мощнейшим потенциалом московских ТЭЦ в сложном столичном мегаполисе. И туда вкладывали и силы, и средства.
Когда смотришь на когорту руководителей Мосэнерго, они все были такого масштаба. Это и Игорь Николаевич Ершов, Нестор Иванович Серебряников, Николай Васильевич Чернобровов и другие. Нам таких людей сейчас остро не хватает. На уровне управления энергокомпаниями мы слишком погрязли в корпоративных вопросах, в вопросах, где не надежность решается, а выполняются решения какого-то конкретного документа в вышестоящей инстанции по бесконечным корпоративным процедурам и регламентам. Формализованность работы запредельная. Сама структура управления советской энергетикой позволяла расти руководителям, расширяя их кругозор. Проведенная дезинтеграция энергетики на отдельные виды бизнеса — это не просто уменьшение задач, это потеря в интеллекте руководителя понимания необходимости системного подхода ко всем вопросам управления. Эта потеря негативно сказалась и на эффективности эксплуатации, и на предотвращении аварийных ситуаций. Разорванные связи нанесли колоссальный ущерб и создали трудности для диспетчерского управления, для организации противоаварийных работ, для самой возможности акцента результатов деятельности с позиции потребителя.
— Я расцениваю в целом энергетическую отрасль как наиболее успешно развивающуюся сейчас в России. Как вы считаете?
— Я бы так не сказал. Слишком многое не позволяет нам нормально организовать не только эксплуатационный, но и инновационный процесс. Финансовый механизм в инвестиционной деятельности потерян, а энергетический рынок превратился в рынок продавца. Это означает, что текущая и перспективная деятельность в электроэнергетике не отвечает интересам государства. Нет в мире ни одной энергетики, чтобы она не развивалась на основе длинных кредитных ресурсов под гарантии государства или под прямое бюджетное финансирование. Я не говорю о модернизации существующего потенциала, я имею в виду расширенное воспроизводство. Наше уважаемое финансово‑экономическое крыло оставило российские инфраструктуры без нормального механизма финансирования. Так нигде не решаются проблемы, ни в период экономического подъема, ни тем более в предкризисный период. В руководстве электроэнергетикой беспредельно ослаблен отраслевой штаб: по численности, качеству кадров, по ресурсным возможностям. Энергетика ничего не выиграла, находясь в составе российского ТЭКа, фактически она одна разрушена дезинтеграцией. Ни в угольной, ни в газовой, ни в нефтяной отрасли ничего подобного нет. Электроэнергетика слишком сложный комплекс, чтобы считать, что любой человек, назначенный туда, завтра познает приоритетность проблем и сможет их решать. Исключено. Опыт в нашей сложной энергетике очень много значит. Сейчас объявляют чуть ли не тендер на назначение заместителей министра и прочих. Но пока еще никто не отменял принцип корпоративного роста Чингисхана: положительный опыт на предыдущей работе. Потеря качества управления на высшем уровне уже не компенсируется внизу. У нас должны быть свои Серебряниковы в энергокомпаниях и свой Непорожний в министерстве. Мы научились менять тренеров в сборных командах, но не научились азам карьерного роста и необходимости стабильности кадров в отрасли жизнеобеспечения. Это чревато реальными рисками. Я знаю, что говорю. За 7 лет, пока я был в Министерстве электроэнергетики, сменилось 8 министров. В энергохолдинге РАО «ЕЭС Россия», где руководство не менялось 10 лет, к 2000 году доработались до того, что в Правлении не было ни одного менеджера, имеющего положительный опыт работы в крупных энергокомпаниях. Так не поднимают и так не поддерживают важнейшую отрасль жизнеобеспечения, так ее разрушают.
Плоды творческой работы
Период моей работы на ТЭЦ‑22 совпал по времени с монтажом и вводом в эксплуатацию первых теплофикационных энергоблоков на сверхкритических параметрах с турбинами Т‑250/300–240. В 60‑е годы, когда бурными темпами шло развитие теплофикации городов нашей страны, базовым агрегатом была турбина Т‑100–130. Однако стремительно растущие потребности в тепловой и электрической энергии требовали создания теплофикационных машин большей единичной мощности и повышенной экономичности. На Уральском турбо-моторном заводе спроектировали и изготовили такую турбину — сверхкритических параметров, мощностью 250 МВт и отпуском тепла 340 Гкал/час, предназначенную для блочной работы с котельной установкой. Руководство «Мосэнерго» приняло решение об установке первых трех энергоблоков с турбинами
Т‑250/300–240 и прямоточными пылеугольными котлами ТПП‑210 А на ТЭЦ‑22. На московских городских электростанциях в то время отсутствовали специалисты по эксплуатации энергоблоков сверхкритических параметров, поэтому, чтобы обучить персонал и обеспечить ввод в эксплуатацию первых теплофикационных энергоблоков, на ТЭЦ‑22 была приглашена группа опытных эксплуатационников Каширской ГРЭС, досконально изучивших уже находившиеся у них в эксплуатации конденсационные энергоблоки на закритических параметрах пара. В эту группу попал и я. С первых же дней работы группа стремилась провести инженерный анализ принятых решений, обеспечить качественную приемку и наладку нового оборудования. По ходу монтажа возникало множество технических проблем, в первоначальный проект пришлось вносить множество поправок. Параллельно мы занимались подготовкой оперативного персонала станции к пуску и эксплуатации еще не освоенного оборудования, стараясь разрушить психологический барьер, который возникает у многих людей при постановке перед ними задач качественно нового уровня сложности.
Коллектив ТЭЦ‑22 с честью справился с поставленной задачей — в июне 1972 года состоялся пуск первого теплофикационного энергоблока мощностью 250 МВт. Вслед за ним в 1972–73 годы на ТЭЦ‑22 началась эксплуатация еще двух энергоблоков с турбинами Т‑250/300–240. Таким образом, была открыта новая страница в истории отечественной энергетики. Начался этап освоения и доводки нового оборудования. Масса проблем возникала перед специалистами в первые годы эксплуатации энергоблоков, среди которых наиболее сложной оказалось ограничение электрической и тепловой мощности в связи с недостаточной вибрационной устойчивостью и появлением интенсивной низкочастотной вибрации валопровода турбины при паровой нагрузке 70–80 процентов от номинальной. Другой проблемой, требовавшей безотлагательного решения, явилось неравномерное линейное расширение турбины при пусках и остановах, связанное с принятыми конструктивными решениями и недостаточной жесткостью поперечных фундаментных ригелей первых турбин. Серьезные трудности возникли на станции из-за сильного шлакования поверхностей нагрева котлоагрегатов при сжигании угля. Все перечисленные и многие другие проблемы, связанные в основном с конструктивными недостатками нового оборудования, со временем были успешно решены усилиями специалистов Мосэнерго, заводов‑изготовителей, проектных, научно-исследовательских и наладочных организаций. В настоящее время энергоблоки с турбинами Т‑250/300–240 успешно эксплуатируются в различных энергосистемах и являются базовыми теплофикационными установками в Московском регионе. Это безусловная победа огромного коллектива энергетиков, который сумел создать и внедрить уникальное оборудование. Не последнюю роль в этом деле сыграл коллектив ТЭЦ‑22. Настоящая сила коллектива проверяется не в тепличных условиях, а при решении сложных, задач. Освоение первых теплофикационных энергоблоков стало очередной проверкой персонала ТЭЦ‑22 на слаженность и компетентность. С поставленной задачей эксплуатационники станции справились прекрасно. Руководители ТЭЦ, специалисты, оперативный и ремонтный персонал продемонстрировали высокую техническую грамотность, самоотдачу и целеустремленность. Это был период творческой и плодотворной работы всего коллектива станции, и я горжусь, что работал с этими замечательными людьми в то сложное и интересное время.
Пять ночей в неделю Серебряников проводил на объектах
В то время, когда Нестор Иванович принял руководство столичной энергосистемой, в состав Мосэнерго входила вся энергетика Московской, Рязанской, часть энергетики Ярославской областей. Центральное положение региона в европейской части страны возлагало особую ответственность. Любая аварийная ситуация в Москве — индикатор: если мы не можем «держать» столицу, значит, у нас действительно все плохо, причем многократно. Нестор Иванович это прекрасно понимал. Я вспоминаю тяжелую зиму 1978–1979‑х годов. Многие уже не помнят, но это был момент, когда за одни сутки температура понизилась на 30 градусов, вышла за минус 40. В то время Московская энергосистема была чрезвычайно дефицитна по теплу, поэтому только чудом удалось удержать электроснабжение в городе. Нам пришлось пересмотреть целый ряд позиций, и после января 1979 года Мосэнерго стало развиваться темпами в 2 раза более высокими, чем вся энергетика Советского Союза. Это позволило создать задел прочности, который не разрушили даже события последних 15 лет. И здесь особенно проявился талант Нестора Ивановича. Он был прежде всего созидателем. Массу своего времени он уделял развитию энергосистемы, проведению реконструкции, новому строительству, дневал и ночевал на электростанциях, где вводились новые мощности, проявляя при этом незаурядные организаторские способности. То, что, например, Рязанская ГРЭС в течение года пустила 4 головных энергоблока на угле мощностью 300 тысяч кВт каждый — его заслуга. Подобного не бывало в энергетике! В то время мы очень ревниво следили за успехами американцев. У нас вводы были 10–12 миллионов кВт в год в масштабах страны, американцы тогда пускали 30–33 миллиона кВт! Но даже они, приезжая к нам посмотреть, как мы создаем мощности на углях, которые из-за качественных характеристик ни одна электростанция в мире и не мечтает сжигать, говорили: «У нас такое было бы просто невозможно!». Нестор Иванович очень бережно относился к науке. Не знаю всех причин, но в его жизни была одна очень тяжелая авария, когда крупный агрегат разлетелся на части при проведении ускоренных пусков. Это было на оборудовании германских поставок, на Щекинской ГРЭС, где он работал. В те времена, конечно, сразу прокуратура. Комитет государственной безопасности: как, что, почему допустили разрушение агрегата? Но ведь кто такие следователи? Никаких специальных знаний они не имели. И расследование вел, по существу, Серебряников. И я тогда увидел, что значит научная квалификация! Во‑первых, они выяснили, что направление, которое возглавил Нестор Иванович, по режиму работы было передовым в мировой энергетике; с другой стороны, мы в то время не знали, что целый ряд оборудования, начиная с 1943 года, Германия делала с совершенно другим запасом прочности. Понимая, что не могут выиграть войну, немцы приняли решение выпускать оборудование с очень ограниченным сроком действия, чтобы оно, допустим, позволило работать 1–3 года. Именно квалификация Нестора Ивановича многих спасла от ответственности. Серебряников мог в целом ряде случаев упустить какие-то казавшиеся важными моменты, не делать из мухи слона, но в его практике были ситуации, когда мы все, специалисты, проходили мимо симптома, а он мог увидать чрезвычайную возможность для негативного развития. Я помню, однажды при контроле дисков крупных энергоблоков были обнаружены трещины в зоне фазового перехода, где пар переходит в конденсат. Нестор Иванович единственный, кто воспринял это как ЧП. Были подняты все имеющиеся отечественные материалы, в короткое время организована совместная работа с заводом-изготовителем, заменены диски турбин на 18 агрегатах. Вот показатель организационной квалификации, технической грамотности!